История Ейска - Гнев Ильи Эренбурга

 

ИГОРЬ МАЛАХОВ

История Ейск - Илья Эренбург

«Я прошу читателей, командиров и бойцов нашей доблестной Красной Армии, прочитать дневник немца Фридриха Шмидта. Друзья-воины, помните, что перед вами Фридрих Шмидт. Ни слова больше, только - оружьем, только - насмерть. Прочитав о замученных в Будённовке братьях и сёстрах, поклянёмся: они не уйдут живыми - ни один, ни один».

 

Такой вот пронзительный призыв был написан Ильёй Эренбургом в октябре 1942 года. Этот человек, которого можно назвать главным пропагандистом Великой Отечественной, очень много сделал для великой Победы. Эренбургом написано около трёхсот патриотических статей. Их зачитывали по радио, печатали в газетах, выходящих миллионными тиражами. Их передавали с рук на руки и буквально зачитывали до дыр. Именно Илья Эренбург начал рассказывать о зверствах фашистов на территории нашей страны. Следуя за наступавшими советскими частями, он в числе первых стоял у рвов, заполненных тысячами расстрелянных и замученных людей. А потом рассказывал об этом всему миру. Но в 1942 году таких свидетельств достать было ещё негде. И вот разведчики нашли на теле убитого в Предкавказье немецкого офицера документы, заставившие содрогнуться всех, кто их читал. Гауптштурмфюрер СС Фридрих Вольф Шмидт зимой-весной 1942 года служил секретарём группы-626 тайной полевой полиции, состоящей при 1-й германской танковой армии. Он действовал под Мариуполем - в селе Будённовка. С 22 февраля по 5 мая этот человек вёл дневник, в который день за днём скрупулёзно заносил свои впечатления. Город Ейск упоминается чуть ли не в каждой записи. Ведь основной задачей Фридриха Шмидта была борьба с советскими разведчиками и диверсантами. Кроме дневника, при нём нашли также список из 89 задержанных и расстрелянных им бойцов. В историю этот документ вошёл как «список Шмидта».

 

Зимой 1942 года Ейск превратился в настоящий центр подготовки разведчиков и диверсантов. Отсюда до берега, занятого противником, было рукой подать. Это и оценил заместитель начальника украинского штаба партизанского движения по диверсиям полковник Илья Старинов. По его ходатайству на Кавказе был образован спецбатальон, вскоре обосновавшийся в Ейске. Задачей подразделения стала подготовка разведчиков и диверсантов, которых практически каждую ночь (группами и поодиночке) забрасывали на территорию, занятую врагом. Кое-кого отправляли самолётами и сбрасывали на парашютах. Но чаще шли пешком по льду. Когда он растаял - плыли на лодках или небольших кораблях Азовской военной флотилии. Цели были разными. Одни устанавливали связь с местным подпольем. Другие совершали диверсионный акт и сразу же уходили обратно. Третьи надолго оседали в тылу противника, добывали ценные сведения, передавали их по рации. Немцы выставляли вдоль всего берега посты. Зверствовали в населённых пунктах Приазовья. Многие разведчики попадались. Их место занимали другие. В числе тех, кто под Мариуполем руководил охотой на ейских разведчиков, были начальник службы безопасности Будённовского округа Прейс, гебитс-комиссар Бунке и гауптштурмфюрер СС Фридрих Шмидт. О подробностях этой ожесточённой борьбы и повествует дневник последнего.

 

Во время любой войны активно действуют разведчики и те, кто их ловит. В этом нет ничего преступного. Просто есть разные военные профессии. Но Фридрих Шмидт оказался настоящим садистом. И с немецкой педантичностью заносил в свой дневник всё, что делал с задержанными людьми. Причём жестоко обращался не только с разведчиками, но и вообще с населением оккупированной территории. Запись дневника от 25 февраля: «Коммунистка Екатерина Скороедова за несколько дней до атаки русских на Будённовку знала об этом. Она отрицательно отзывалась о русских, которые с нами сотрудничают. Её расстреляли в 12.00... Старик Савелий Петрович Степаненко и его жена из Самсоновки были тоже расстреляны... Уничтожен также четырёхлетний ребёнок любовницы Горавилина. Около 16.00 ко мне привели четырёх восемнадцатилетних девушек, которые перешли по льду из Ейска. Отказались назвать свои фамилии, но... я установил: это были Тамара Крацевецева, Люба Ришова, Ира Кузнецова и Тамара Стойко. На допросе вели себя дерзко. Только нагайка сделала их более послушными. Они были избиты мною до крови...»

 

А вот, что произошло на следующий день, 26 февраля: «Привели ещё шесть парней и одну девушку. Не помогали никакие уговоры, никакие самые жестокие избиения нагайкой. Они вели себя чертовски! Девушка не проронила ни слезинки, она только скрежетала зубами... После беспощадного избиения моя рука перестала действовать... Первая рота полевой жандармерии в трёх километрах севернее Будённовки поймала пять парней в возрасте семнадцати лет. Их привели ко мне... Началось избиение нагайкой. При этом я разбил рукоятку на мелкие куски. Мы избивали вдвоём... Однако они ни в чём не сознались... Ко мне привели двух красноармейцев... Их подвергли избиению. Отделываю сапожника из Будённовки, полагавшего, что может себе позволить выпады против нашей армии. На правой руке у меня уже болят мускулы...»

 

Упоминания об ейских разведчиках встречаются постоянно. 3 марта: «Вечером снова ко мне привели пятерых из Ейска. Как обычно, это - подростки. Пользуясь своим уже оправдавшим себя упрощённым методом, я заставил их сознаться - я пустил, как всегда, в ход нагайку». 8 марта: «Когда я уже собирался на отдых, приняв изрядную дозу «снотворного» (румынского коньяка), мне сообщили, что в посёлке Весёлом задержана ещё одна девушка. Она прибыла из Ейска одна (так она говорит). Ей всего 17 лет. Позже я дознался, что это Людмила Чуканова. Прислана вести шпионскую работу. Её я тоже буду кокошить...» Уже 14 марта садист отчитался в своём дневнике о расстреле разведчицы Людмилы Чукановой. На допросах она так никого и не выдала. А вот запись 23 марта: «Сегодня я допрашивал одну женщину, которая обокрала мою переводчицу, фрау Рейдман. Мы её высекли по голому заду. Даже фрау Рейдман плакала при виде этого... Затем я допросил двух парнишек, которые пытались пройти по льду к Ростову. Их расстреляли как шпионов. Затем ко мне привели ещё одного паренька, который несколько дней тому назад прошёл по льду из Ейска...» И так далее, со всеми подробностями, многие из которых мы просто не в состоянии опубликовать за неимением места.

 

Напоследок - одна из самых откровенных записей Фридриха Шмидта. 9 марта: «Мне приснился страшный сон: это потому, что я должен сегодня укокошить тридцать захваченных подростков... В 10.00 ко мне снова привели двух девушек и шесть парней... Мне пришлось нещадно избить их... Затем начались массовые расстрелы: вчера шестерых, сегодня тридцать три заблудших создания. Я не могу кушать. Горе, если они меня поймают. Я больше не могу себя чувствовать в безопасности в Будённовке. Бесспорно, что меня ненавидят. А я должен был так поступать. Если бы мои родные знали, какой трудный день я провёл! Ров почти уже наполнен трупами. И как геройски умеет умирать эта большевистская молодёжь! Что это такое - любовь к отечеству или коммунизм, проникший в их плоть и кровь? Некоторые из них, в особенности девушки, не проронили ни слезинки. Ведь это же доблесть. Им приказали раздеться догола (одежду нам надо продать)...»

 

Илья Эренбург сразу понял, какой бесценный документ попал ему в руки. Лучшего подарка пропагандисту нельзя и представить. Гневные слова Эренбурга сразу обошли все фронты: «Я прошу читателей, граждан нашей прекрасной, честной и чистой страны, внимательно прочитать записи немца. Пусть ещё сильнее станет их ненависть к гнусным захватчикам. Эти строки не дадут уснуть ни одному советскому человеку. Он увидит перед собой... палача, который ломает рукоятку нагайки о нежное тело русской девушки, он увидит немца-колбасника, который торгует бельём расстрелянных, он увидит убийцу четырёхлетнего ребёнка. Рабочие, работницы, дайте больше снарядов, мин, пуль, бомб, больше самолётов, танков, орудий - миллионы немцев, таких же, как Фридрих Шмидт, рыщут по нашей земле, мучают и убивают наших близких». Это был сильный ход. Гибель ейских разведчиков оказалось не зряшной. Их судьба воодушевила многих воинов на борьбу. И они мстили.

 

 

На одной старой фотографии рядом с Фридрихом Шмидтом стоит староста хутора Обрыв Николай Никанорович Душенко. Интересна история появления этого снимка. Советские диверсанты при помощи подпольщиков подорвали на хуторе три немецких зенитных орудия. Виновных не нашли и комендант хутора обер-лейтенант Фишман приказал расстрелять всех жителей. Незадолго перед этим за помощь советским разведчикам были расстреляны все двести жителей села Платово. Так что угроза расправы была вполне реальной. На хуторе Обрыв (120 дворов) жили около трёхсот человек. Но староста Николай Душенко упал на колени перед Фишманом и умолял расстрелять его одного и не трогать односельчан. Шмидт вызвал заступника к себе в Будённовку. После этой встречи в его дневнике появилась запись от 23 марта: «Встретил старосту из посёлка Обрыв. Чудный человек, предан, как собака. Но хитёр. Защищает своих сельчан. Когда кто-то бросил бомбу в береговую батарею, и я приказал расстрелять всех до одного жителей посёлка Обрыв, староста распластался предо мною, попросил его одного расстрелять, а людей пощадить. Мне было жалко это сделать. Я приказал его хорошенько высечь. После этого он стал мягче со мною. Попросил сфотографироваться с ним на память. Я удовлетворил его желание».

 

После войны Николая Душенко судили за пособничество фашистам. Но семьдесят жителей хутора Обрыв подписали ходатайство с просьбой отпустить на свободу бывшего старосту. Привели множество примеров того, как этот человек спасал жителей хутора от угона в Германию, давал пропуска жителям и разведчикам для перехода по льду в Ейск, спас советских разведчиков от ареста, подтвердив их слова, что они являются местными рыбаками. Суд оправдал Душенко, но судьба его оказалась печальной. В 1949 году его поместили в психиатрическую больницу Ленинграда. Кричал: «Не убивайте меня! Я не партизан!» Кажется, он навсегда остался на той страшной войне.